«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Страница 110

110

Как тут не выть! Все четыре его женщины смерть от него собой отвели. Четыре уже были — вещая ведьма. Осталась пятая — но о ней ни слуху ни духу. Кто она? Даже имени неизвестно. Как бы эти сутки пережить — и все, дальше семьдесят лет жизни будет. Правда, цифра была такой значительной, что у него в голове не укладывалась. Столько не живут…

Петр вышел во двор — стало совсем светло. Перед гостиницей колыхалась большая толпа лакеев и слуг, его людей, свитских из Ораниенбаума. Там что-то происходило, дико кричали, и Петр направился туда быстрым шагом. Казаки расчистили от людишек дорогу, и перед императором открылось кошмарное по своей сути зрелище.

— Это не я!!! Я не убивал! У меня его выкрали! День назад, вчера! Помилосердствуйте! У-у!!!

На земле извивался и подвывал во весь голос в кровь нещадно избитый слуга, а Девиер крутился вокруг него и без передыха пинал ботфортами. Рядом валялся знакомый стилет.

Толпа, собравшаяся кругом, сама бы кинулась на жертву и, будь ее воля, растерзала бы на кусочки, но обнаженные шпаги и тесаки голштинцев сдерживали ее пробудившийся звериный инстинкт.

— Молчать! Всем стоять!!!

От бешеного рева императора все застыли, будто увидели перед собой ожившую горгону Медузу из древнегреческого кошмара и в единый миг разом окаменели. Только слуга подполз к его ногам, обнял их крепко и заканючил:

— Это не я, государь, не я это! Не убивал я… Украли его у меня… Не я…

— Молчать!

Петр рывком поднял избитого и заглянул в плачущие глаза. И тут же отбросил в сторону бедного лакея — тоже мне, нашли стрелочника. Самое большое зверство, на которое он способен, это нарезать краковской колбасы.

Петр встречался с такой породой — от вида крови им дурно становится и глаза тусклой пленкой покрываются. Природа хорошо позаботилась, и от убийства преграду надежную в таких людях поставила.

— Да он убийца, государь! — взвыл Девиер, и от этого крика Петра захлестнула горячая волна бешенства.

Ах ты, сутяга, смертный прыщ, устроил представление, работать не умеет. И еще пререкается, козел безрогий!

— На! — От мощного удара в челюсть генерала Девиера свалило в пыль. Петр тряхнул ушибленным кулаком и в бессилии решил сам начать следствие. Он в ярости схватил первого попавшегося лакея за грудки:

— Ты меня отравить хотел?! — рык императора привел лакея в ужас.

— Не я, государь, богом клянусь!

— Может, ты и есть отравитель?! — второй схваченный, тщедушный, аж заикаться стал от безумного страха.

— Не, ик, я, ик, — взмолилась жертва царского следствия.

— Ты мне отраву подсунул? — палец императора уткнулся в грудь третьего слуги.

— Не я это сделал, государь… — побледнел тот.

И Петр повернулся к четвертой жертве.

— Я не делал, не я это… — лепет был ответом императору, и он хотел было ткнуть в пятого, но тут сам остолбенел.

«Боже милостивый! Все как люди, а у того, предыдущего, будто легкий дымок со словами вырвался. Господи! Сон, святой старец, и ложь — „будто липкий туман“. Не может быть такого. Надо проверить!»

Петр снова повернулся к третьему слуге и зловеще улыбнулся. Тот побледнел еще больше, а руки заходили ходуном.

— Кто тебе приказал меня отравить?! — чеканя каждое слово, Петр пристально заглянул камердинеру в объятые ужасом глаза. Он узнал гаденыша — тот был в зале в ту первую ночь.

— Не я это, не я!!! — в диком ужасе взвыл лакей, а изо рта вместе со словами липкий туман потянулся.

— Говори правду, падла! Душу вытащу! Говори!!! — Петр сдавил пальцами бровь, и слуга взвыл. Тогда он ткнул его пальцем в нервный узел, и дикий вопль раздался:

— То граф Кирилл Григорьевич приказал, я не мог ослушаться! И свечи мне от него передали! Прости, государь! Бес попутал! — Вопль иуды прогремел для Петра триумфальными фанфарами…

— Вот так надо, генерал! — небрежно бросил Петр остолбеневшему, как и все окружающие их люди, Девиеру. — Теперь допрашивай эту сволочь! Всего выпотроши, до донышка!

Петр с яростью посмотрел на толпу, те попятились. И тут его как обожгло — побледневший адъютант, стоявший с краю, был ему явно знаком. Это был тот самый князь, что ткнул его во сне вилкой в живот. И в памяти тут же стали услужливо перелистываться страницы однажды прочитанного им, точно останавливаясь на нужных местах…

Князь Федор Барятинский, его флигель-адъютант, мог бы стать еще и одним из будущих убийц императора Петра Федоровича в Ропше. Это он вчера и сегодня рядом крутился, и в бане князь тоже был.

И однажды прочитанные строки вспомнились — встретившись с князем после ропшинского убийства, один из мемуаристов прямо спросил, почему Федор принял участие в столь сомнительном и грязном деле.

— Что делать, мой милый? — с улыбкой, довольно непринужденно заявил князь. — Ведь у меня столь много долгов накопилось…

Со страшным оскалом на лице Петр медленно пошел на него — перед ним расступались. Будто ток пробежал по собравшейся толпе, все вздрогнули и уставились на князя.

Лицо Барятинского стало белее мела, черты исказил ужас, он, как кролик смотрит на удава, взирал на приближающегося императора. Руки заходили ходуном, и нервы князя не выдержали — он взвизгнул и бросился бежать. Куда там — кто-то подставил подножку, и князь, нелепо взмахнув руками, как куропатка крыльями, пропахал носом дорожную пыль.

И на него сразу же навалилась охрана, вывернули за спину руки, обезоружили. Подняли на ноги, наскоро обыскали и подвели к Петру.

— Где яд остатний прячешь?

Задав вопрос, он без промедления сделал адъютанту «слоника» — открытыми ковшиками ладоней хлопнул предателя по ушам. Тот взвыл…

110