«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Страница 117

117

— Тогда туда, — и Петр быстро пошел в указанном направлении.

У одноэтажного здания среди деревьев остановился и закурил. Стоявшие у дверей голштинские драгуны вытянулись на караул, замерев.

Кинув окурок, Петр шагнул в раскрытые двери, впереди него шагал дежурный офицер. Остановились перед дверью в комнату — по обе стороны стояло по драгуну с обнаженными палашами.

— Зер гут, охрана, надежная, — пробормотал он и вошел в комнату.

Рыжий мужик в малость потрепанном камзоле сидел в кресле небольшой комнатенки, из всей мебели имелась еще жесткая кровать с наброшенным домотканым покрывалом. Окно без решеток — но за стеклом маячили две драгунские шляпы. Впрочем, те недолго были в одиночестве, рядом с ними появились три казачьих папахи.

Петр оглянулся — за ним спокойный, как удав, Миних, Гудович с яростным оскалом, невозмутимый сотник Денисов и два здоровенных казака личной охраны, страхолюдные и молчаливые.

Не говоря дурного слова, Петр подошел к вставшему лекарю и от всей широты русской души врезал тому в грудину. Англичанин согнулся, в хрипе открыл рот, и Петр тут же выдал изрядную добавку — коленом по роже, чтобы юшку хорошо пустить.

Потом император спокойно уселся в кресло и снова закурил, успокаиваясь. Казаки подхватили Роджерсона, поставили на ноги — из разбитого носа представителя Туманного Альбиона текла кровь.

— Ваше императорское величество, я есть подданный английской ко…

Договорить лекарь не успел — по жесту Петра Денисов махнул ему кулачищем в живот. Вот тут-то англичанина капитально скрючило в казачьих руках, только подогнутые ножки засучили по полу.

Петр вскочил из кресла, схватил Роджерсона за волосы и откинул назад голову. Глазки у лекаря забегали, на императора посмотреть боялся. Пальцами Петр хватанул бровь и рванул. Роджерсон взвыл от боли.

— Ты ядом письмо императрицы ко мне травил?! Отвечай, сука!

— Нет, не я, государь! Я только яд княгине Дашковой дал…

— Не ты, значит. А откуда знаешь, сволочь?! Правду говори, а то медведю скормлю!

— Так она и говорила, для кого это, и от вашей супруги разрешение было! То она сказала! А-а! — Роджерсон выл от боли — брови Петр ему вырвал, кровь заливала лицо. Денисов же помог крепко-ухватил в горсть гениталии лекаря и сдавливал их.

«А казак ведь знает, что такое интенсивный допрос пленного в разведке», — искренне удивился в мыслях Петр, но спросил вслух другое:

— А инструменты бальзамические на меня Поульсен приготовил?! Кто ему приказал?!

— Ой! А! Княгиня Дашкова ему велела… — Роджерсон уже выл от боли, пока Петр скручивал ему ухо.

— Этот яд ты готовил, сучонок? — Петр сунул под нос лекаря-отравителя бумажный пакетик, изъятый у князя Барятинского и переданный ему генералом Гудовичем.

— Я готовил! — тут же взвыл Роджерсон, едва взглянув на пакетик. — И княгине передал!

— Ах ты, сучий выкидыш, опарыш жеваный! — Петр избивал лекаря методично, превратив вскоре его лицо в кровавую маску.

Бесило его еще и то, что лекарское искусство смертоносным теперь стало, а медик без препон душевных легко отравителем стал.

— Водой отлить, в чувство привести. Показания пусть собственноручно запишет, а мы пока других отравителей навестим, о делах наших скорбных побеседуем! — Петр повернулся и вышел из комнаты.

Быстро прошел по коридору павильона и без промедления зашел в предупредительно открытую перед ним дверь, у которой застыли два вооруженных стража.

Поульсен, тщедушный мужичонка, при появлении императора встал, лицо бледное, но спокойное. Ручонки с глазками не бегают.

«Не похож на отравителя сей лейб-хирург, не похож!»

— Зачем инструмент для бальзамирования подготовил? Кого потрошить собрался, эскулап?

— Вас, ваше императорское величество, — спокойно ответил Поульсен, глядя немигающими глазами прямо на лицо императора. Только лицо еще чуть побелело, но не лгал императору хирург, не лгал — иначе ложь бы легким туманом выбивалась. — В ночь на 29 июня мне велели инструменты для бальзамирования покойного императора, то есть вас, государь, подготовить. Я не сомневался, так как собственными глазами видел похоронный кортеж.

— Ага. А кто вам приказал?

— Ее светлость княгиня Екатерина Романовна, государь.

— Ага, — Петр был обескуражен честными прямыми ответами. Его детектор безмолвствовал — медик говорил правду. Петр в растерянности почесал переносицу, ему стало ясно, что лекарь тут не при делах.

А медик продолжал говорить:

— А вчера я понял, что стал жертвой чудовищной мистификации, и задал их высокой светлости княгине Екатерине Дашковой вопрос, для чего были те пышные ночные похороны.

— Ну и что ответила вам их светлость?

— Она загадочно улыбнулась и ответила одно. Я постараюсь в точности сказать ее слова. Они были такие — «Мы хорошо подготовились». Это все, что она сказала мне, ваше императорское величество.

— Ну что ж, — задумчиво проговорил Петр, — вы сказали правду. А потому свободны. Выпустите господина Поульсена на свободу. Как говорится, с чистой совестью. Но помните, пока не разрешу, из Петергофа не выезжать! Понятно вам?!

— Да, ваше императорское величество, — склонился перед ним в поклоне лейб-хирург мятежной супруги.

Петр ободряюще ему улыбнулся и, выйдя из комнаты, направился по длинному коридору в противоположный конец павильона, где у приоткрытой двери стояли на карауле трое постовых, вытянувшихся перпендикулярами. Петр им благосклонно кивнул и зашел в комнату.

117