«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Страница 132

132

— Прости дурака, муж мой. И меня тоже прости, — ласковый голос Екатерины произвел благотворное впечатление, и Петр начал успокаиваться.

И сразу же возникло ощущение, что жене стало стыдно за эту любовную связь с Орловым — румянец так и пылал по ее щекам. Екатерина опустилась на колени и поцеловала мужу руку, крепко прижалась к раскрытой ладони горячей щекой. Умная женщина прочитала его переживания, увидела ревность, осознала, какой стыд за нее и себя муж сейчас испытывает…

— Прошлое забыто и перечеркнуто. И ты прости меня тоже, — Петр поднял Катю с колен, — а этот… Пусть проваливает на все четыре стороны. Принуждать его к присяге на верность я не буду. Уезжайте из России, Орлов, и братьев своих заберите. А то клеймо подлецов здесь получите на всю оставшуюся жизнь. А я не буду карать вас за эту подлую попытку убийства моей жены и меня. Казначей выдаст денег, раз вы их так любите. Уходите!

— Простите, ваше императорское величество, и вы простите, государыня! — глухо прозвучал голос Орлова. Гвардеец справился с волнением и заговорил дальше: — Клянусь, что ни словом, ни делом я не причиню ущерба и огорчений. И буду уважать ваши величества и верно служить, где прикажете, не жалея сил и живота своего. На чем крест вам целую! — Орлов вытащил дрожащими пальцами из-под рубашки крест и поцеловал его.

— Ну что же с вами сделаешь?! Присягу вашу мы принимаем, Григорий Григорьевич! — Петр протянул ему ладонь, и тот коснулся ее разбитыми губами. Следом протянула руку гвардейцу и Екатерина.

— Отправитесь далеко, к американским берегам, на Аляску, губернатором. И сей богатый край к России полностью присоедините. И добычу золота там организуете. Езжайте немедленно в Кронштадт к братьям, посоветуйтесь. Можете ехать туда всей семьей, с чадами и домочадцами. Там, на рейде, возьмите шлюпку. Я вам завтра отпишу!

— Прощайте, Григорий Григорьевич, — эхом прозвенел голос Екатерины, и супруга подхватила Петра под руку. И чета медленно пошла к дворцу, но у столпившейся группы придворных остановилась.

Петр обвел всех грозным взглядом — и что ему оставалось еще в столь нелепом наряде. Но никто из придворных и охраны не думал хмыкать — адъютанты и лейб-казаки блудливыми нашкодившими котами отводили взоры к земле, понурив повинные головы.

— И это, Екатерина Алексеевна, моя личная охрана?! Так они обеспечивают нашу безопасность?! Здания и окрестности не проверяют, службой пренебрегают. Донцы, вы зачем тогда крест мне целовали, если царь собственной рукой от злоумышленников отбиваться должен. Так и скажите прямо — не желаем ваше величество охранять! Эх вы! — Петр выразительно махнул рукой, и они с женой удалились во дворец…

Петербург

Всего три дня прошло со дня принятия присяги императрице и самодержице всероссийской Екатерине Алексеевне. И вновь в столице принимают присягу, вернее, переприсягу — его императорскому величеству и самодержцу Петру Федоровичу.

Прежняя присяга объявлялась в грозном царском манифесте недействительной, так как давалась под угрозой лишения живота злокозненными изменниками и на основании вздорных слухов о преждевременной и скоропостижной кончине природного императора.

А потому все население столицы обязывалось немедленно и безотлагательно присягнуть императору до наступления ночи, а те, кто не сделает это, будут объявлены изменниками и злодеями со всеми вытекающими отсюда последствиями для оных отказников.

В этот вечер у всех многочисленных церквей Петербурга было настоящее столпотворение. Сотни людей сгрудились у входов, но порядка не нарушали и только боязливо посматривали на драгун и кирасир генерала Румянцева, что ровными шпалерами выстроились у каждой церкви. Все торопились успеть, даже больные и немощные — попасть в лапы зловещей Тайной экспедиции никому не улыбалось…

— Ой, Матрена, надо быстрее бежать, принимать присягу благоверному государю нашему Петру Федоровичу!

— А я, любезный, завсегда императору нашему верен был. И ту присягу воровскую не принимал, за болезнью сказался. А сейчас повторно сходил и принял, чтоб все видели, как я его императорскому величеству предан всей душой и телом! Вот так-то, любезный!

— Кузьма, а Кузьма. Присягнул уже? Я тоже успел, одним из первых в церкви присягал батюшке нашему, кормильцу…

Пастор Бюшинг спрятал внутри ухмылку — надменный вице-президент Юстиц-коллегии фон Эмме одним из первых прибежал к нему в кирху и быстро принес присягу, благо давалась она по прежним листам и проходила в ускоренном порядке.

Обыватель только говорил: «Клянусь в верности императору и самодержцу Всероссийскому Петру Федоровичу» — и целовал крест, а затем ставил у секретаря подпись на присяжном листе.

Давая поцеловать крест советнику, пастор увидел большие испуганные и умоляющие глаза, и сразу же сообразил, что фон Эмме теперь по гроб ему обязан и выполнит любую его просьбу.

Ведь стоит сейчас Бюшингу донести в Тайную экспедицию, как господин вице-президент вынуждал его принимать ту июньскую присягу, как не только карьера, но и вся жизнь фон Эмме будет безжалостно сломана тяжелым маховиком правосудия…

Петергоф

Стол был накрыт великолепно. Большинство блюд было абсолютно неизвестными Петру, даже приблизительные названия не мог дать. Но в одном император чувствовал уверенность — поваров он проверил на детекторе и отравы мог не опасаться.

Положить яд кому-либо по пути от кухни до столовой было невозможно из-за чрезвычайных мер. Да и всех адъютантов Петр тоже проверил, памятуя печальный опыт князя Федора Барятинского. И ничего не поделаешь — ожегшись на молоке, всегда дуешь на воду.

132