Вдоль опушек рощиц кучковались у ротных флагов его гвардейцы, веселая и разноголосая речь, шутки, а на лицах радость от первого, да к тому же изрядного харча. Кормежка была знатная, каптенармусы просто с ног сбились, всех царским завтраком наделяя. Царским и в прямом, и в переносном смысле. Измайлов полсотни подвод увел с Гостилиц и Ригельсдорфа, ограбив поварню и кладовые почти полностью.
Какая уж тут щи да каша, пища наша — поглощали солдаты копченых кур и гусей, окорока и буженину, разрывали караваи белого пшеничного и кругляши черного ржаного хлеба, смачно хрустели огурцами прошлогоднего засола. Запивали все это великолепие шипучим игристым квасом и холодной колодезной водицей, хотя в котелках кое-где заваривали и крепкий чай.
У казаков рацион был еще богаче — ушлые донцы где-то с подвод утащили уйму паровых стерлядок и вареных раков с выпученными глазюками и теперь с удовольствием обсасывали клешни. Впрочем, тех же стерлядок плюс жареное мясо ели и господа офицеры, и желтые, как канарейки, голштинские гусары им тоже внимание оказывали.
А сербы поглощали трофейный гвардейский рацион — обжарили на кострах тетеревов и прочую лесную дичь, добавили к этой благодати котлы пшенной каши с салом и устроили себе небольшой праздник.
Неплохо обустроились воронежцы и кирасиры с драгунами. Распластали тесаками огромные свиные туши на добрые куски и теперь жарили их на углях. И такой запах жареной свинины на всю округу шел, что впору собственными слюнями захлебнуться. Этакий пикник!
Но главное было в другом — в каком-то произвольно установленном порядке меж ротами бегали каптенармусы с толстыми кожаными флягами и щедро наделяли всех служивых законной чаркой водки. Причем и добавку наливали, если кто-то сильно просил.
Петр разрешил это специально, чтоб солдаты от марша побыстрее отдохнули да прошлые тяготы забыли. В общем, в царском войске царил всеобщий праздник желудка.
Петр был полностью удовлетворен обходом воинства — солдаты сытые, здоровые, уверенные в себе. И, судя по взглядам, которые они на него кидали, он стал для них вроде редкостного талисмана, приносящего удачу и успех в любом деле. От такой мысли он засмеялся, а сам тоже почувствовал сильный голод.
Завтрак ему накрыли на том же барабане, чисто солдатский — шматок обжаренной на углях свинины, теплый парниковый огурец, приличных размеров балычок, краснобокая редиска с зеленым лучком, толстый ломоть ржаного хлеба и малая стопка водки для поднятия аппетита.
Петр чуть пригубил водочки и отдал стопку адъютанту, вручив тому и половину хлеба с балыком. Офицер чиниться не стал, лихо хлобыстнул, кхекнул от удовольствия и с аппетитом стал вкушать предложенное.
Позавтракав, император соизволил закурить папироску и от царской щедроты угостил своих свитских офицеров. За три дня Петр вымуштровал их капитально-теперь никто не рисковал курить в его присутствии, за исключением тех редких случаев, когда император сам предлагал всем коробку с папиросами. Но все брали только по одной папиросе. Про запас никто уже не хапал, чинность соблюдали.
Чуть попозже отмытый вчера вечером Нарцисс принес Петру горячий кофе и сыр. Император неторопливо испил пару чашек — а зачем ему спешить. Время на них работает, войска с трех сторон Петергоф оцепляют, и через пару часов оттуда ни одна сволочь уже не выползет, если в какой-нибудь щели сейчас еще и затаилась. Да и флот паруса в море распустил — вот полное колечко и замкнулось.
И еще одно обстоятельство удерживало Петра от отдачи приказа на занятие Петергофа — убийств и казней лишних не хотелось в горячке понаделать.
А не дай бог, кто-то все же решит сопротивление сдуру оказать, ведь тогда войска удержать от беспощадной расправы над всеми мятежниками будет трудно. И так победит, сидючи на месте, как в анекдоте одном — «лучше полчаса подождать, чем пять часов упрашивать».
Одних дезертиров из Петергофа уже человек триста пришло. С ними разбирались быстро — солдат и драгун гарнизонных, личность которых установить легче легкого (их однополчан у него в армии было уже пруд пруди), распределяли по ротам. А «казачков засланных», гвардейцев, солдатами переодетых, под караул крепкий брали, и их с пристрастием ребятки Девиера уже опрашивали.
Гвардейцам доверия никакого не было, и всех перебежчиков тут же под охрану воронежцев отсылали. Таяло воинство Катькино, на глазах таяло, как снег жарким летом. Чего ж со вступлением спешить?
Петр ушел к себе в палатку и завалился спать на мягкий тюфяк. Силы закончились от всех ночных волнений, и он настрого предупредил свитских, что разбудить его только тогда, когда мятежники для сдачи с повинной к его войскам выйдут…
Проснулся сам от нудного жужжания мух, и как только эти твари в палатку к нему просочились. Судя по тени на пологе, за вторую половину день перевалил, а так как его не разбудили, то к бою решающему мятежники не приступили. Петр смачно выругался — ну что ж, через пару часов он весь Петергоф раком поставит…
Разозленный Петр вылез из палатки — снаружи сообразили, что император проснулся, и полог отдернули. Еще не протерев глаза, просигналил — мыться давайте.
Скинул рубашку, нагнулся — на шею потекла теплая, нагретая солнцем вода из серебряного кувшина. Умылся, взревел мамонтом, упал на травку и начал отжиматься. Тело уже привыкло к постоянным нагрузкам — если в первый день всего десятку отжимов еле делал, то сейчас вдвое больше, и без запредельных усилий.
Выпил махом поднесенный Нарциссом бокал свежего клубничного сока, закурил поданную папиросу, пыхнул дымком первую, самую вкусную затяжку — на душеньке сразу хорошо стало. И огляделся кругом, воинство свое проверить решил…