«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Страница 62

У нас пять тысяч штыков, полтысячи сабель, десяток пушек — надо к Петергофу выходить завтра или послезавтра с утра. Тогда вся гвардия зажата будет — с запада гарнизоном Петерштадта, с моря галерами Бутакова, а с юга и востока мы подойдем. Классические Канны выйдут. А Миних Петербург уже легко захватит — ведь не оставит же Катька там гвардейские войска, а обычный гарнизон и армейцы сопротивления серьезного флоту не окажут. Надо решаться на бой, не в Нарву же драпать!»

Петр потребовал себе карту, бумагу и чернила, и вскоре уже составил новую диспозицию. Затем собственноручно написал приказ генералу Ливену — укрепиться в Гостилицах и Дьяконово и дожидаться его личного прибытия, выставив на аванпосты наличную кавалерию и казаков.

Гудовичу было отписано, чтоб не шибко торопился, когда его он догонять станет с ораниенбаумским отрядом. Затем с новой диспозицией был ознакомлен барон — немец полностью одобрил план и с нескрываемым уважением посмотрел на императора.

Денисову было тут же приказано отобрать шестерых казаков с заводными лошадями — Петр лично передал им пакеты и приказал доставить в собственные руки генералов. Дав гонцам по чарке водки на стременную и по рублю за спешность, император, благословив, отправил нарочных.

Затем он приказал собрать матросов и выдал пламенную речь, не хуже чем повылупившиеся сейчас отовсюду демократы, обличающие преступления кровавого режима коммуняк.

Петра кольнуло в сердце: «сейчас» — это когда? Но он отмахнулся от горькой мысли, не время думать да гадать, когда косая в спину дышит!

И красочно он говорил, и с демагогией, благо на митингах не только мало побывал. В конце выступления Петр уже кричал о том, что «Андреевский флаг, детище Петра Великого, перед врагами спущен быть не должен, лучше животы сложить за Отечество, чем позор сдачи грязью на души ляжет!»

Речь имела грандиозный успех, матросня была им доведена до исступления, потом до полного бешенства. Орали, как лоси на гоне, махали абордажными саблями, чисто по-флотски рвали рубашки на груди.

Петр умилился: «Надо бы им тельняшки придумать, и форменки с воротниками, и бескозырки с бушлатами». Затем он еще раз полюбовался результатом и отдал приказ на выступление…

Петербург

— Какое тупоумие! — с презрением сказала императрица Екатерина своей наперснице, княгине Екатерине Дашковой.

А расстраиваться им было отчего, ведь, себя не щадя, вернулась императрица в столицу. С дороги в Сенат указ особый заранее с нарочным отправила, в котором, угождая петербургским простолюдинам, резко снизила налоги на соль…

Прибыла за полдень и, чуть оправившись от дорожной усталости, сама огласила указ. Но стоявшая перед дворцом огромная толпа мещан и горожан встретила эту царскую милость без оптимизма и ожидаемых ею восторженных криков.

Все собравшиеся лишь молча перекрестились, сплюнули под ноги и быстро разошлись в разные стороны — и ничего не сделать, началось похмелье от революции.

Екатерина мрачно взирала на эту сцену, в расстройстве не выдержала и во всеуслышание, при множестве придворных, в сердцах бросила: «Какое тупоумие!»

Во исполнение плана «Салтыкова» Екатерина Алексеевна развила в эти часы бешеную энергию — все гвардейцы, за исключением двух рот измайловцев и горстки конногвардейцев из личной охраны, были немедленно отправлены в Петергоф.

Еще ранее полдюжины единорогов туда направили, крепость Петерштадт с землею вровень сровнять. А сейчас граф Разумовский восемь рот драгун кое-как собрал, разделил на два отряда и выслал — первый в Петергоф, а второй под Гатчину, с казаками разобраться, что уже разор немалый учинили.

Но на войска свои, присягу ей давшие, у Като уже было мало надежды — слишком несчастно день начался для ее гвардии, и сразу же многие нестойкие души в соблазн вторичной измены кинулись, заранее прощение у Петра Федоровича вымаливая.

И супруг поразил в самое сердце — не узнавала она теперь своего мужа. Храбр тот стал до безрассудства, отчаян и силен сверх меры, ведь трех братьев Орловых, силачей в гвардии известных, в схватках играючи победил.

Да потом еще измайловцев сам убивал свирепо, на свои ранения не глядя. И откуда такие таланты разом к нему пришли, и откуда сила взялась? Ведь немощен же был да слаб здоровьем…

Екатерина поежилась — все чаще на ум приходила мысль, что супруг от покойных дедов своих талантов поднабрался. И хоть в мистику она почти не верила, но другого объяснения умная женщина пока не находила. Поэтому, чтобы выиграть время, и приняла предложение графа Никиты Ивановича Панина написать супругу покаянное письмо, чем сейчас и занялась…

Гостилицкий тракт

— Ваше величество!

От громкого голоса адъютанта Петр проснулся. Солнце клонилось к вечеру, и он тихо выругался про себя — не меньше трех часов спал в повозке на мягкой душистой траве под плотным тентом. Сладко дрых, и так глубоко, что ухабов не замечал, а ведь транспорт не подрессорен. Петр выскочил из повозки — колонна стояла на месте, солдаты напряженно смотрели на юг. А картина была очень нехорошей.

В верстах четырех к югу чуть клубилась пыль, и, прижав к глазу подзорную трубу, Петр увидел три отряда конницы — один в центре, а два поменьше были оттянуты по флангам.

— Два эскадрона, государь! — Голос немца был бесстрастен. — Я отдал приказ строить вагенбург. Надеюсь отбиться от кавалерии, а вам, ваше величество, необходимо немедленно отбыть с конвоем и казаками к генералу Гудовичу, они отсекли нас от Гостилиц. Государь, вам следует поспешить, иначе поздно будет.